МЕТОД “ОБРАТНОЙ ДЕДУКЦИИ” – ИНДУКЦИЯ ИЛИ КАРЛ ПОППЕР И КОНЕЦ НЕМЕЦКОГО КЛАССИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛИЗМА.

К. Поппер, исследуя теорию познания, отмечает:
“Теория познания … имеет, по моему мнению, важное значение для оценки современной социальной ситуации. Особенности этой ситуации во многом определяются упадком влияния авторитарной религии. Этот упадок привел к широкому распространению релятивизма и нигилизма, к утрате всякой веры, даже веры в человеческий разум и как следствие этого веры людей в самих себя.” (К. Поппер, “Логика и рост научного знания”, изд. “Прогресс”, М., 1983 г., с. 396)
И именно методы научного подхода в религии и духовном развитии позволяют сознанию человека, постоянно задумываясь над какой-либо трудно разрешимой проблемой, на определенные моменты времени “останавливать” свое логическое мышление (метод ху-а-то - в буддизме, “не судите, да не судимы будете” - в христианстве), и постоянно тренировать переход туда и обратно, от рационального мышления, обусловленного рассудком к иррационально–разумному верованию в религии.
“Рациональная и плодотворная дискуссия (в науке) невозможна, если участники ее не имеют общего концептуального каркаса основных предпосылок или по крайней мере не достигли соглашения по поводу такого каркаса с целью проведения данной дискуссии.” (там же, с. 559…560)
Для проведения плодотворной дискуссии ее участники, представители различных культур, религиозных и научных взглядов, обязательно должны придти к некоему не “ущемляющему” друг друга соглашению – консенсусу.
Но как же придти к согласию в современном мире, когда развивающаяся в нем демократия сталкивает между собой совершенно различные культуры и идеологии: Запада и Востока, Севера и Юга?.. Ведь:
“…столкновение культур может утратить часть своей ценности, если представители одной из сталкивающихся культур уверены в своем общем превосходстве. Этот эффект усиливается, когда той же точки зрения (под давлением “сильного”) придерживаются представители другой культуры.” (Там же, с. 579)
Если внимательно изучить труды и эти мысли К. Поппера, то оказывается он пользуется только западной литературой и ограничивает свой кругозор, превознося западную культуру. А, так называемый, “концептуальный каркас” теоретической науки давно очерчен восточным философом Абу Али Ибн Сино в постановке им научных вопросов и в тринадцати посылках научной логики, выдержавших испытание временем в течение более 1000 лет.
Ниже приведем эти гениальные мысли, раскрывающие глубинный смысл подлинной науки, построенной на основании силлогизма, индукции и аналогии.
Ибн Сино представил и описал следующие “первые посылки, применяемые в силлогизмах, применяемые без доказательства”:
Посылок, взятых и применяемых в силлогизмах, принимаемых без доказательства, бывает тринадцать (видов):
I - первичные принципы (аввалийат),
II - чувственные посылки (махсусат),
III - опытные посылки (таджрубийат),
IV - мнения, приобретенные от других (мутаватират),
V - посылки, посредством которых (делаются) выводы, всегда существующие в разуме.
VI - вымышленные посылки (вахмииат),
VII - общепринятое (машхурат ва хакикат),
VIII - установления (макбулат),
IX - допущения (мусалламат),
X - подобия (мушбихат),
XI - кажущееся (машхурат ва захир),
XII - предположения (мазнунат),
XIII - посылки основанные на воображении (мутахайилат).
Объясним для примера первые посылки, как наиболее выжные:
1) Первичные принципы - посылки аксиоматического характера, принимаемые чистым рассудком человека, без какого-либо влияния и “если бы он и захотел не соглашаться и сомневаться, то не смог бы этого сделать”.
“Это такие посылки, которые разум делает с самого начала необходимыми для человека, в которых он не может сомневаться и не знает такого времени, когда бы он в них сомневался”. Таково, например, положение “целое больше части”, “если две вещи равны одной и той же вещи, то они равны между собой”.
Аксиомы служат аподиктическим или доказательным силлогизмам и на них строятся убеждения - необходимо - принятые суждения к которым относятся аксиоматические суждения.
“Аксиоматические суждения - это суждения, которые обусловлены самой сущностью и природой здравого разума, а не какой-то внешней для него причиной. Ибо всякий раз, когда в уме предстают во всей глубине границы этих суждений, они подтверждаются умом”. (А. М. Гаджиев. Тайное или сокровенное учение. Абу Али Ибн Сина Т. 1999 г.)
Научные вопросы и объяснение их видов:
Научные вопросы делятся на четыре вида:
Первый “есть ли?” (хал), который спрашивает о бытии или небытии.
Второй “что такое?” (ма), который спрашивает о качестве предмета.
Третий “какой?” (айю), который спрашивает о конкретных предметах.
Четвертый “почему?” (лима), который спрашивает о причине.
Вопросы “сколько?” (чанд), “как?” (чи гуна), “когда?” (кай) и “где?” (куджа) не входят в круг научных вопросов.
Вопрос “есть ли?” в свою очередь бывает двух видов:
Первый, когда спрашиваешь: “есть ли такая-то вещь?”
Второй, когда ты спрашиваешь: “ есть ли такая-то вещь такой-то?”
Вопрос “что такое?” также бывает двух видов:
Первый, когда ты спрашиваешь: “каков смысл твоего слова?”. Например, если кто-нибудь скажет “треугольник”, то ты спросишь: “что значит треугольник?” и “что ты хочешь этим сказать?”.
И второй, когда ты спрашиваешь: “что такое треугольник по своей природе?”.
Первый вид вопроса “что такое?” предшествует вопросу “есть ли?”, потому что ты должен знать, о чем говорят, прежде чем заниматься выяснением “есть” или “нет”.
Второй вид вопроса “что такое?” следует за вопросом “есть ли?”, ибо если ты не знаешь, есть ли она, ты не можешь спрашивать, что это за вещь.
Ответ на вопрос “что такое?” бывает или толкованием имени, или определением сущности.
Ответ на вопрос “какой?” относится либо к видовому отличию, либо к собственному признаку.
Вопрос “почему?” также бывает двух видов: первый - “почему ты сказал?” и второй - “почему это так?”.
Вопросы “есть ли?” и “почему?” относятся к суждению, а вопросы “что такое?” и “какой?” - к понятию.
“…ученые обычно действуют в рамках общего концептуального каркаса, следовать которому обязался каждый из них. (Мне представляется, что каркасы такого рода тесно связаны с теми образованиями, которые Мангейм называл “тотальными идеологиями”.) Периоды, во время которых ученые соблюдают свою верность каркасу, рассматриваются как типичные. Это периоды “нормальной науки”. Ученые же, которые работают описанным образом, признаются “нормальными учеными”.” (К. Поппер, там же, с. 584)
Нами предлагается пользоваться вышеприведенным единым “каркасом”, предложенным Аристотелем (учителем) и Ибн Сино (учеником), во избежании дальнейшей путаницы и непонимания среди ученых, так как:
“…при переходе к новому теоретическому каркасу (хотя и) наблюдается даже нечто похожее на “прогресс”. Однако этот прогресс вовсе не состоит в приближении к истине, а сам переход не направляется рациональной дисскуссией по поводу относительных достоинств конкурирующих теорий. Она не может направлять этот переход, так как действительно рациональная дискуссия представляется невозможной вне установленного концептуального каркаса.” (Там же, с. 584…585)
Священные писания религий, теология, метафизика, и практическая наука несоизмеримы между собой:
“Вполне понятно, что два (и более) различных образа жизни и два различных способа видения мира несоизмеримы.” (Там же, с. 585);
но система единого каркаса позволяет соединять несоизмеримое, чтобы здраво понимать: что есть что; и в какую сторону направлен вектор регресса, а в какую прогресса.
Это еще необходимо сделать и затем, чтобы внести ясность и прекратить споры, какая же “пища” лучше: духовная в Писаниях религий, душевная – в метафизике или биологическая и материальная в практической науке. Чтобы каждому ученому было ясно, что какой миф концептуального каркаса он принял себе, в той тюрьме пусть и живет и не разглагольствует при современной размножающейся лавине информации, чтобы не сбить других с толка, что его тюрьма и заблуждения лучше, чем у них.
Как заявляет К. Поппер, принцип индукции в познании совершенно излишен и, кроме того, он неизбежно ведет к рационально – логическим противоречиям:
“…я заявляю, что принцип индукции совершенно излишен и, кроме того, он неизбежно ведет к логическим противоречиям.” (Там же, с. 48);
хотя и отмечает:
“Из многочисленных возражений, которые, по всей вероятности, могут быть выдвинуты против развиваемой мной концепции, наиболее серьезное, пожалуй, таково. Отбрасывая метод индукции, я, можно сказать, лишаю эмпирическую науку тех ее черт, которые как раз и представляются наиболее характерными для нее.” (Там же, с. 54);
ссылаясь на Юма:
“…попытка оправдать процедуру индукции путем апелляции к опыту ведет к регрессу в бесконечность. В итоге мы можем сказать, что теории никогда не выводятся из высказываний наблюдения и не могут быть рационально оправданы с их помощью.” (Там же, с. 254)
Абу Али Ибн Сино, давая определение индукции, писал: «Индукцией называется заключение, которое делают об общих положениях, найдя ранее эти положения в частных случаях. Например, если скажут «каждое животное при желании двигает нижней челюстью», то если смогут у каждого отдельного вида без исключения обнаружить это свойство, общее заключение будет правильно.
Однако люди, рассуждающие индуктивно, делают заключение о всех явлениях, когда найдут многие или большинство их таковыми. Но такое заключение не необходимо: ведь возможно, что невиданное ими будет противоречить виденному, и сто тысяч случаев будут одинаковыми, а один противным. Например, крокодил двигает верхней челюстью, а не нижней. А диалектика и мутакалимы на это полагаются». (индукция – движение в познании от единичных утверждений к общим положениям – соврем. предст.)
Ибн Сино считает, что определения и посылки являются принципами науки и из них составляются силлогизмы. Пример силлогизма: «всякое тело имеет форму, а все имеющее форму, создано». Диаллектические силлогизмы состоят из общественных и установленных суждений, независимо от того, необходимы они или возможны.
В конечном счете, К. Поппер отказывается принимать индукционный метод познания в своих трудах и тем самым, как бы отказался от диалектики, как основного марксистского метода познания, а на самом деле он лишь заменил термин:
“…главной причиной, побудившей меня к отказу от индукционной логики, как раз и является то, что она не устанавливает подходящего отличительного признака эмпирического, неметафизического характера теоретических систем, или, иначе говоря, подходящего “критерия демаркации”.” (Там же, с. 54)
Конечно, если не учитывать того факта, что именно через явление индукции каждый ученый и имеет возможность прикоснуться к “эврике” творчества исходящей из “океана ноосферы земли”, то К. Поппер прав. И если бы не было этого его отказа, может быть он и не “наплодил” столько “философских” трудов, которые по сути своей, с блеском подчеркивают нищету чисто рациональной логики, без учета иррациональной ее компоненты, на которую в основном и опирается вся современная практическая “материально озабоченная” наука. Ведь “мудрость” современного научного мира говорит нам, что в настоящее время происходит научно – технический прогресс, но метод индукции “упрямо” показывает нам, что все уточнения в них ведут их только к регрессу. “Ибо мудрость мира сего есть хула перед Богом”.
Проанализируем более подробнее, от чего же отказался К. Поппер, а точнее, какие факторы, как посчитал он можно игнорировать в практических науках, хотя и могут “черпать” из них все новые идеи и начинания, да и в принципе не могут “развиваться” без них. Во-первых, сам метод индукции обязательно предполагает не разрывную связь между собой по крайней мере не менее двух объектов – двух и более иерархически связанных концепций, которые могут несопоставимо отличаться друг от друга. Во-вторых, отличаться качественно: учитель – ученик; “источник познания” - “приемник познания”. В-третьих, индукция, в своей основе, предполагает принцип, “обратного” направления векторов в индукционно связанной системе - цепочки каркаса. Мы знаем, например, если это проводники с электрическим током, то наводимое электрическое поле в противоположном проводнике всегда создает обратный электрический ток от ЭДС (электра движущую силу) индукции, и, как следствие, противоположно направленное движение тока. И, в-четвертых, эта связанная система концепций может использовать в познании не только принципы рациональной логики, но и более высокие духовные возможности человека: иррациональной логики и интуиции.
Таким образом, если человек не учитывает иерархию в познании и несовместимость концепций разных соединенных каркасов, то это естественно приводит к тому, что он путем только рационального мышления “смешивает” в своем уме все в одну “кучу” и “запоминает эту кашу”, в которой трудно порой разобраться и великому ученому, как К. Поппер.
Обратная направленность вектора индукционной системы познания, трудно воспринимаема только умом, тяготеющим к рациональному мышлению.
Рассмотрим такой пример, если можно так выразиться “негативного тождества” или “обратной дедукции”, обусловленного обязательным наличием обратного вектора индукционной системы познания.
“Из того, как беззаконно поступает дурной человек, виден образ закона.” (Мокшадхарма, 261:6)
Аналогичная квинтэссенция утверждения необходимости закона представлена и у “Сионских мудрецов”, и в различных канонических текстах различных религий и духовных школ.
Человека, находящегося в состоянии необходимости понять воспринимаемую информацию с обратным вектором ее индукционной направленности, начинают одолевать сомнения приводящие к стремлению доказать свое пребывание в истине – своей тюрьме своего концептуального каркаса.
К. Поппер в своем стремлении по своему отделить науку от метафизики, несмотря на оговорки, все же допускает существование в науке дедуктивной проверки теорий (там же, с. 53):
“Можно, как представляется, выделить четыре различных пути, по которым происходит проверка теории. Во – первых, это логическое сравнение полученных следствий друг с другом, при помощи которого проверяется внутренняя непротиворечивость системы. Во – вторых, это исследование логической формы теории с целью определить, имеет ли она характер эмпирической, или научной, теории или, к примеру, является тавтологичной. В – третьих, это сравнение данной теории с другими теориями, в основном с целью определить, внесет ли новая теория вклад в научный прогресс в том случае, если она выживет после ее различных проверок. И, наконец, в – четвертых, это проверка теории при помощи эмпирического применения выводимых из нее следствий.”
Критикуя позитивистский подход он пишет (там же, с. 57…58):
“В своем стремлении уничтожить метафизику позитивисты вместе с ней уничтожают и естественные науки, так как законы науки точно также, как и метафизические утверждения, несводимы к элементарным высказываниям о чувственном опыте. При последовательном применении витгенштейновском критерия осмысленности приходится отбрасывать как не имеющие значения те самые законы природы, поиск которых, по словам Эйнштейна, “является высшей задачей физики”.”
Для обоснования собственного подхода к проблеме отделения науки от метафизики, он вводит проблему демаркации границ между ними (там же, с. 60):
“Принимая во внимание сказанное относительно метафизики, я все же считаю, что первейшей задачей логики познания является выдвижение понятия эмпирической науки для того, чтобы сделать лингвистическое употребление терминов, ныне несколько расплывчатое, возможно более определенным, и для того, чтобы провести четкую демаркацию между наукой и метафизикой (подчеркнув их иерархическое различие), хотя последняя, возможно, и стимулировала (т.е. находится выше по иерархии познания) развитие науки на всем протяжении ее истории.”;
и фальсифицируемости системы, как основного критерия этой демаркации (там же, с. 63):
“Исходя из этих соображений, можно предположить, что не верифицируемость, а фальсифицируемость системы следует рассматривать в качестве критерия демаркации.”
Причем перефразировав Эйнштейна (Geometrie und Erfahrung, 1921, Bd. 1, S. 123…130; или “Геометрия и опыт”, сб. т. 2, М., Наука, 1966, с 83…93):
“Если теоремы математики прилагаются к отражению реального мира, они не точны; они точны до тех пор, пока они не ссылаются на действительность.”
он, К. Поппер, говорит (там же, с. 239):
“в той степени, в которой научное высказывание говорит о реальности, оно должно быть фальсифицируемо, а в той степени, в которой оно не фальсифицируемо, оно не говорит о реальности.”
Здесь можно было бы перефразировать и К. Поппера, сказав что метафизический мир более реален и менее фальсифицируем, чем физический, несмотря на то, что последний мы можем “пощупать”, а метафизический доступен нам только через иерархии нашего разумно - рассудочного мышления, через нашу психику.
Зададимся вопросом: “Какую же цель преследует К. Поппер, пытаясь осуществить демаркацию науки?”. Ответ однозначен: “Он пытается утвердить в науке рационально – логический в ней порядок, несмотря на явную его фальсификацию, хотя и допускает некий в ней иррациональный (более высокая степень уровня сознания человека) беспорядок, служащий источником вдохновения ученых, и окончательно оторвать ее от теоретически - духовного познания Человечества.
Итак, несмотря на то, что К. Поппер пытается вывести науку из духовного познания Человечества, якобы отстаивая только ее приоритеты, однако его рассуждения приводят к факту того, что при проверке теорий путем “последовательного выведения из них высказываний меньшей степени универсальности”, выявляют иерархию уровней сознания.
“Таким образом, мы приходим к следующей точке зрения. Системы теорий проверяются путем выведения из них высказываний меньшей степени универсальности. Эти высказывания в свою очередь, поскольку они также должны допускать интерсубъективную проверку, проверяются сходным образом и так далее.” (Там же, с. 71)
Проводя анализ его работ, можно придти к выводу, не только о существовании уровней познания Человечества, но и о наличии двух противоположных направлений ее векторов, в сторону регресса или прогресса.
“Тем, кто придерживается критикуемой здесь точки зрения, мы могли бы сделать уступку в одном пункте. Переходя от посылок к заключению (т.е. двигаясь, так сказать, в “дедуктивном направлении”), мы переходим от истинности, достоверности или вероятности посылок к соответствующему свойству заключения; в то же время, переходя от заключения к посылкам (т.е. двигаясь, так сказать, (в “обратно дедуктивном” или) в “индукционном направлении”), мы переходим от ложности, недостоверности, невозможности или невероятности заключения к соответствующему свойству посылок. В соответствии с этим мы действительно должны признать, что такая норма, как, скажем, достоверность, которая применима к аргументации в дедуктивном направлении, не будет применима к аргументации (в обратно дедуктивном или) в индукционном направлении.” (Там же, с. 288)
Но специфичностью дедуктивного метода, как отмечает К. Поппер, является возможность переходить от истинности сингулярных (частных) высказываний к ложности фальсифицируемых универсальных (Там же, с. 64) :
“… посредством дедуктивных выводов можно переходить от истинности сингулярных высказываний к ложности универсальных. Такое рассуждение о ложности универсальных высказываний представляет собой единственный вид выводов чисто дедуктивного типа, который идет, так сказать, в “индукционном направлении”, т.е. от сингулярных высказываний к универсальным.”
Но этот факт только подчеркивает тот феномен, что каждое открытие в познании обязательно содержит “иррациональный элемент” или “творческую интуицию”, которой обладает духовно развитый ученый. Он через интуицию, порой спонтанно, обращается в более высокие иерархии своего мышления или области сознания, а при необходимости формулировки “продукта” своего творчества, в более низкие иерархии, и, в частности, к “рационально – логической”.
“Я достаточно точно выражу свою точку зрения, сказав, что каждое открытие содержит “иррациональный элемент” или “творческую интуицию” в бергсоновском смысле. Аналогичным образом Эйнштейн говорит (Einstein A. The World as 1 See 1t. London. Lane, 1935) о “поиске таких в высшей степени универсальных законов … из которых с помощью чистой дедукции можно получить картину мира. Не существует логического пути … ведущего к таким … законам. Они могут быть получены только при помощи интуиции (т.е. от Бога) основанной на феномене, схожем с интеллектуальной любовью (Спасителя) к объектам опыта (к человеку).” (Там же, с. 52)
К. Поппер изучив и проанализировав всю западно – европейскую философию и социологию, проигнорировав личность древних философов, как “устаревших и историцистских”, проделал колоссальный труд и блестяще выявил нищету “научного практицизма”, тюрьму “открытого общества” по сравнению с возможностями духовно – теоретической науки. Подвергнув уничтожающей критике материализм и его единственной практической “науки”, он, однако, подвергся односторонней преемственности – рациональной логике, но не признал, как стоит признать Луне, что она пользуется благами Солнца, но воспринимает это как должное и потому полностью отдает свое внимание, одной своей стороной, только Земле.
Энгельс в своей работе “Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии” показал торжество материализма и самостоятельность практицизма как науки, на основе рационалистического мышления, оторванного от духовного развития человека, опирающегося только на опыт и деятельность инструментального и предметного поведения. Философия, как наука духовного развития, поставленная “с головы на ноги”, перестала выполнять функции религии в сфере самопознания и этики, а значит стала просто материализмом, в котором нет никакого дела до живых существ и как таковой жизни на Земле. “Классическая” понимается как наиболее полно отражающая настроение, мысли и жизнь человека и общества в определенный временной период. В то время, т.е. в период поклонения только “капиталу” или экономике, как основного двигателя человеческого общества, идеализм перестал воздействовать на умы из-за церковного разногласия, и радикального разо? интеллигенции, на фоне зарождающейся экзистенции, сведя жизнь человека как «экономически заинтересованного робота».
В ходе обесценивая религии и философии, откровения потеряли значение для народа. «Традиционные общества», державшиеся верой в сверхчувственный мир потеряли силу и не выдержали исторического испытания.
«Классичность» - этого периода можно охарактеризовать зарождением и проявлением экзистенциальной философии, которая считает, что «человек просто не в силах существовать, не посвящая чему-то свою жизнь. Такова его фундаментальная предрасположенность (предопределение), первичная по отношению к наличию любых целеполаганий. И проявляется она именно тогда, когда все социально устойчивые ценности рушатся, тогда человек ищет для себя достойное бремя, как ищут хлеб насущный».
Человек, пишет Хайдегер, снова оказывается перед лицом абсолютной пустыни, перед лицом мира без бога, или ничто. Не имея трансцендентной опоры, он не может стойко перенести жестокие невзгоды. Он впадает в житейский страх (Furcht). Этот страх калечит первооснову человека: его изначальная тоска по безусловному теряет свою чистоту и требовательность. Индивид начинает смешивать безусловное и самые вульгарные его сурагаты: пророчества и рецепты социальных алхимиков, утешительные иллюзии, обещания демагогов. Он ищет опору в стандартной определенности анонимного, конформистского сознания (Хайдеггер обозначает его категорией “Man” – Heidegger M. Holzwege. Frankf. Am M., 1954, S. 203).
Родоначальником дебатов и дисскусий можно наверняка считать Мартина Лютера, который считает их методологией проверки любых внутренних очевидностей (восторгов, экстазов, ощущений осенелости и правоты), т.е. гласное обсуждение личностного толкования священного текста Писаний и дискуссию с единоверцами. Его нападки на догматическое умозрение стали опорой для независимого научного исследования (от аксиоматичности знания), обладатель которой на самом деле живет в мире сомнений, предположений и логической путаницы.
«Борьба против аристократизма» – основной лозунг предполагаемой Лютером университетской реформы. Изучение «Никомаховой ? этики» было низведено до факультатива.
Наука, преподававшаяся в университетах, получила имя схоластики (т.е. школьной науки), отличительными особенностями которой являлись доводы, основанные на авторитете и обычае. Ее кумиром и величайшим авторитетом всегда был Аристотель.
Облаченный в схоластическую мантию, Аристотель выступает в течение нескольких столетий как главная фигура в умственной жизни Европы.
Мыслящие люди этой эпохи «могли быть за Аристотеля, могли быть против него, но игнорировать его они не могли» (Watson, 1963, S. 122).
Те кто изучал Лютера из Х1Х века, из эпохи, когда наука утвердилась в значении рационального знания в отношении законов, нередко усматривали в этом наставлении тенденцию к снижению разума, к ограничению его «горизонтом дома и скотного двора», а также осознание науки как высшей разновидности опытного знания, однако без этики, как практики духовно – теоретического познания. Это начало классического периода немецкого материализма и научного атеизма. Так как таинства писаний, истолкованные Лютером и подхваченные не развитой духовно толпой, принимали вид впоследствии как призыв к насилию, к бунту и расправе к заблудившимися держателями власти в церквах.
Фундаментальный принцип схоластики, отчеканенный Фомой Аквинским, - это принцип не противоречия между источниками откровения и истинами разума. Рационально рассуждая о «запредельном и невидимом», человек согласно Фоме, просто не может придти к выводам, которые не соответствовали бы догматам веры. Если это происходит, то налицо «неправильные умозаключения законов общества». Разум – надежный слуга и страж веры.
Все религии утверждают факт того, что человеческий ум способен подниматься и выше чувственного восприятия и логических построений.
Свобода есть непременное условие развития. Свобода – вот цель, к которой все мы движемся. Освобождение, спасение, свобода, - но не вседозволенность, а осознание, понимание, ответственность, знакомое движение, движение вместе с Разумной Вселенной. Великая идея, которую необходимо усвоить навсегда, - это идея осознания.
Мартин Лютер – допускал Свободу в вопросах религии, поэтому он и сегодня обладает огромной духовной силой. Он попытался снять кандалы с религиозного прогресса вопреки Западу, который всегда старался лишить религиозную мысль свободы. Однако, необходимо не только реформировать, но и трансформировать, осознав, что развитие едино в духовном, моральном и социальном смысле, т.е. религия должна занять свое место и в общественной и научной жизни, так как все науки есть проявления теории и религии, а тем более в личной и общественной жизни.
Идея свободы разрастается, пока не достигает представления о личностном Боге. Человек поклоняясь богу, прежде всего в этом видит большую свободу, чем та, которой он обладает.
Лютер раскрывает церковное христианство с его противоречивым толкованием как стремление к познанию запредельного рациональным обоснованием истин откровения. Он говорит, что человек уже от рождения наделен способностью (потребностью) о совершенном существе, которое не может не обладать атрибутом существования. Человек имеет даже зачаток его конкретного понимания, ибо мыслит бога»как такого рода «вещь» (ding), которая всем помогает». Однако, если эта идея и это понимание начинают развертываться в доказательство (рационально обосновываться), как образ бога становится ложным.
«Бог, бытие которого является одним из атрибутов его совершенства, - это безличный «неподвижный двигатель» Аристотеля, или демиург римлян, или мироправитель древних евреев, но никак не распятый бог христиан, именующий себя Спасителем. Бренность преходящего мира и сравнимая с бренностью Иисуса противоречит понятию совершенства, на котором держится все онтологическое доказательство. Последнее куда больше годится для идолопоклонства, чем для истиной религии» (цит. по кн. Э.Ю. Соловьев, Прошлое толкует нас, М., 1991 г.).
Предопределенный период перехода одной формации к другой, так называемого, периода правления “когда закон стоит на одной ноге” и правят шудры (или чандалы), способные только к выполнению каких-либо услуг, мог начаться только в стране Лютера. Потому что, массовое проявление типа работника с развитием и цивилизованным материальным интересом и конвеерным трудом, а их правление мыслимо, только как социальное, социалистическое, социал – демократическое, и наконец, демократическое, возможно в стране с высокой организованностью, дисциплиной, сплоченностью.
Оправдание и нравственное возвышение достатка и богатства, которые добыты без лихоимства, воровства, насилия и обмана никогда самостоятельно не решают задачу духовно – идеологического развития.
Мартин Лютер – активный выразитель эпохи классического немецкого материализма. Реформатор разрешал одни противоречия, чтобы задать другие, еще более глубокие.
Немецкая бюргерская реформация оказала глубокое и длительное воздействие на все европейские страны. Ф. Энгельс писал по этому поводу: “Неистребимость протестанской ереси соответствовала непобедимости поднимавшегося бюргерства” (К. Маркс, Ф. Энгельс, Соч., т. 21, с. 315).
С проявлением “ересей”, появляются и люди в церкви, которые своим делом стали считать необходимость разъяснения текстов Священных писаний таким образом, чтобы это соответствовало мышлению язычников, книжников и фарисеев. Они использовали доказательства для разъяснения “истин” прихожанам, путем их убеждения в вере в проповедуемой религии. Так называемыми, церковными реформаторами необходимость веры (непосредственного восприятия знаний от Господа через Святой Дух) была постепенно подменена возможностью убеждения, т.е. была низведена на низшие уровни сознания.
“Католичество отпав от православия породило протестантизм, протестантизм породил рационализм, а рационализм породил атеизм” (Ф.И. Шипунов, “Беседы”, самиздат, 1986 г.).
В ходе реформации религии символы откровения потеряли истинный смысл и значение для огромного большинства людей: “бог умер”, говорил Ницше.
Сравнивая эту книгу Ф. Энгельса и ее название с творчеством К. Поппера, можно предположить следующее название его работ: “К. Поппер и конец классического немецкого материализма”.
Что же за этим следует?..
Последствием идеи “открытого” общества и ее материалистической основы может быть понимание человечеством пагубности материализма. Но возврат к идеализму Гегеля и Л. Фейербаха не предвидится, так как начинается период классического немецкого реализма – гармоничного отношения как к материализму, так и к идеализму, в их неотрывной двойственности взглядов – во вне или во внутрь человека. К. Поппер многими понимается как начало чего-то нового, новая страница в истории человеческой мысли. На самом деле это завершение чистого материализма, достигшего и общественного развития и объяснения социологии.
Его основная миссия подготовки “могильщика капитализма” завершилась в поддержании и воспитании пролетариев, т.е. согласно древней терминологии, людей у которых ничего нет полезного для общества и государства, кроме способности к воспроизводству себе подобных.
Пролетарий – это возросший на основе материализма тип человеческой личности – иждивенца, смысл жизни которого потребление и спор по этому поводу, заменяющий ему ответственность не устоявшихся и не осмысленных этических своих потребностей, не понимание необходимости несения своих обязанностей перед самим собой, не говоря уже о семье, обществе, государстве, о Человечестве.
Результатом деятельности “открытого” общества без этики является подготовка пролетариев, готовых вступить в любую организацию, хорошо финансируемую и с высокой оплатой, и не важно с какой идеологией.
Механизмом образования таких типов личности является “свобода” без ответственности, а оправданием этой “свободы” - вечные дебаты (споров больше, но “Вавилонская башня” не приблизила человека к истине). Опасностью для общества является увеличение количества пролетариев нищих духовно, но не имущественно. Бескровная революция, индуцированная К. Поппером от марксизма, еще продолжается и его теория “открытого” общества построенная на квантовой теории, на деле оказалась “наведенной”, как наводимое электрическое поле в противоположном проводнике всегда создает обратную электродвижущую силу. Противостоянием этому является высокая естественная организованность человечества и теоретическая социология, базирующаяся не на капитале, а на абсолютных ценностях человечества, практически осуществляющая научный подход к организации и самоорганизации человечества; соблюдающая закон социологии: сохранение единства человечества и каждой индивидуальности, а в теории познания, признающая уровни сознания и этику.
В качестве материала науки и существующих общественных устоев социальной жизни и образа мышления, а также возможность их преобразования главное условие и решающие (реформации, трансформирования) предпосылки – это установка на реализацию нравственного образа жизни путем интеллектуально – духовного и этического самосовершенствования.
Но может быть пророчески прав Гуссерль предсказав, что последним этапом на пути к этическому обществу стоит такая социальная организация, культивирующая максимальную прогматическую науку.
Свое пророчество Гуссерль представляет так (husserliana. Bd. VI. S. 329):
“В отдаленной перспективе мы интендируем претворение людей в новое человечество, адекватное абсолютной самоотверженности абсолютного теоретического понимания. Исторически, однако, этому высокому синтезу теории и практики, в котором будет доминировать теоретическая установка, предшествует другой, низший их синтез, выражающий себя в сугубо практическом оценивании ограниченных результатов теории, а потому опускающий универсальность теоретических интересов в специализированные частные науки.”
С того момента, как любовь к истине нашла в философии свою устойчивую культурную форму, самой философской мысли свойственно предполагать, что развитие общества завершится доминированием теории над практикой, а затем их полной гармонией.
Усиление ответственности на всех уровнях сознания и высокая научная организация сообществ поможет быстрее закончить революцию “открытого” общества.

Hosted by uCoz